Кант И. "О мнимом праве лгать из человеколюбия"
Кант провозглашал: не может быть никакого позволения и никакой обязанности говорить неправду, даже тогда, когда мы можем этим кому-либо помочь.
В статье «О мнимом праве лгать из человеколюбия» Кант доказывает, что надо всегда говорить правду, — при этом все доказательство построено на единственном примере. Общий тезис гласит, что если какому-то доброму человеку мнится, что его ложь может кому-то помочь или даже кого-то спасти, то этот добрый человек глубоко заблуждается, поскольку, спасая «отдельное лицо», он «делает негодным к употреблению самый источник права», — ведь результатом этого человеколюбивого поступка может стать недоверие к любым свидетельским показаниям вообще, расторжение всех договоров и отмена всех правоотношений. Более того, ложь следует рассматривать как правонарушение, поскольку за все непредвиденные последствия лжи должен нести ответственность сам лжец.
Большое значение Кант придает роли случая и фортуны. Согласно Канту, ложь во спасение в любом случае причиняет спасаемому — поскольку он олицетворяет человечество вообще — вопиющую несправедливость, последствия которой — а Кант считает, что эти последствия могут простираться вплоть до упразднения права вообще — превосходят любой вред, который может быть причинен данному лицу вследствие того, что мы честно сдали его убийце. Кант пишет: «Это была только чистая случайность..., что правдивость показания повредила обитателю дома, это не было свободным действием... Собственно, не он сам причиняет этим вред тому, кто страдает от его показания, но случай». Получается, если человек всегда обязуется высказывать исключительно субъективную истину, то на вопрос убийцы — дома ли Х — нужно честно отвечать «не знаю», —такое обязательство означает в то же время, что вопрос объективной истинности или ложности суждений человек всецело доверяет слепому случаю.
Кант в своей работе ведет заочную полемику с Бенджаменом Констаном, главным теоретиком французских либералов того времени. Центральный пункт дискуссии – о том, как должна быть устроена система права; в частности, должно ли право следовать и подчиняться политике, или наоборот: политика должна подчиняться праву. В самом начале Кант ставит и обсуждает два вопроса.
1. Имеет ли человек право быть неправдивым в тех случаях, когда он не может уклониться от определенного ответа «да» или «нет» (Кант постоянно оговаривает этот момент невозможности уклониться)? Тем самым, условия этого мысленного эксперимента таковы, что вы не можете ни промолчать, ни сказать «не знаю». То есть, в реальной ситуации вы можете воспользоваться любым из них – молчать или сказать «Не знаю», – не опровергая Канта; главное, чтобы вы сами верили в истинность того, что говорите. То есть, если вы действительно не уверены, что ваш друг находится в доме или вне его, то честно говорите правду: «Не знаю».
2. Не обязан ли человек в показании, к которому его несправедливо принуждают, сказать неправду, с тем, чтобы спасти себя или кого другого от угрожающего ему злодеяния? – Нет, говорит Кант, ничто не должно принуждать человека к тому, чтобы он говорил ложь.
Кант имеет дело с ситуацией, когда универсальное суждение пытаются (Констан) опровергнуть частным примером, случаем. На этот случай он и отвечает тем, что показывает случайность возможных следствий из этого случая. Которые, конечно, в силу их неопределенности (равновероятной противоположности исходов) никак не могут служить опровержением универсального долга говорить правду (с оговоркой: если нет возможности уклониться от определенного высказывания).
Важная, фундаментальная мысль Канта: «Ибо из права требовать от другого, чтобы он лгал для нашей выгоды, вытекало бы притязание, противоречащее всякой закономерности. Напротив, каждый человек имеет не только право, но даже строжайшую обязанность быть правдивым в высказываниях, которые он не может избежать, хотя бы ее исполнение и приносило вред ему самому или кому другому».
Кант требует от каждого человека «правовой честности. Она состоит в том, чтобы утверждать свою ценность как человека по отношению к другим. Кант называет это «внутренним правовым долгом». Долг этот требует, чтобы человек не делал свою персону «лишь средством для других» и не позволял такое к себе отношение с их стороны, но был «для них также и целью». Тем самым Кант со всей очевидностью возвращается к формуле «быть целью самой по себе» категорического императива, а именно: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству. Поэтому ценность человека, согласно Канту, есть «абсолютная ценность» и основа того, что он называет «достоинством», или честью.
Против Канта можно сказать, что долг быть правдивым имеет силу не во всех случаях. Он не имеет силы тогда, когда сам принцип человечества ставится на карту и должен быть защищен и при этом дело может дойти до вынужденной ситуации, в которой сообщение неправды является единственным средством воздать справедливость самому этому праву. Следовательно, именно сам принцип, ради соблюдения которого Кант полагал, что необходимо выступить в защиту абсолютного запрета лжи, дает в руки аргумент, оправдывающий ложь не только как средство защиты, но и позволяющий рассматривать ее как необходимость, а именно в том случае, когда она в сложившейся ситуации является единственным средством предотвращения тяжкого преступления, и при этом дает возможность соблюсти внутренний правовой долг, относиться к себе и к другим не только как к простому средству, но и как к цели.
Примечательно, что сам Кант в своей более ранней лекции «Моральной философии Коллинза», в дополнение к аргументации о том, что ложь нарушает права человечества, недвусмысленно признавал право на вынужденную ложь, а именно в случае, когда ответ, согласно формулировке, «является вынужденным, и есть уверенность, что тот другой хочет использовать его в не правовых целях», чему я могу воспрепятствовать. Кант пишет: «Например, если меня кто-либо спрашивает, зная, что у меня с собой есть деньги: У тебя деньги с собой? Если я промолчу, то он может заключить, что у меня с собой есть деньги. Если я скажу «да», то он их у меня отберет. Если же я скажу «нет», то я солгу. Что же мне делать? Поскольку по отношению ко мне совершается насилие, я вынужден дать признание, и мои слова используются противозаконным образом, при том что я не могу спастись молчанием, — ложь есть самозащита. Вынужденное признание, используемое противозаконно, дает мне право на защиту, так как при этом не имеет значения, добивается ли он моего признания или моих денег. Итак, ни в каком другом случае не следует прибегать ко лжи, кроме тех, когда признание получают вынужденным путем и при этом я убежден, что тот другой хочет его использовать в преступных целях».
Именно это имеет место в примере с покушением на убийство. Таким образом, молодой Кант, и с ним мое личное мнение, противостоят ригоризму старого Канта: хотя и не может быть всеобщего права лгать из человеколюбия, все же существует ложь как дозволенное и даже предписанное средство, чтобы в ситуации необходимости и принуждения воспрепятствовать тяжкому преступлению и тем самым одновременно соблюсти принципы человечества.